Авиабригада была поднята по тревоге. Шеренги лётчиков выстроились перед машинами на аэродроме.
Слова боевого приказа, который зачитывали им, были по-военному лаконичны и просты: «Японские империалисты, несмотря на полученные уроки, расширяют военные действия на территории Монгольской Народной Республики, сосредотачивают и вводят в бой новые силы… Советское правительство, верное интернациональному долгу и Договору о взаимопомощи, приказывает прийти на помощь монгольским вооружённым силам, разгромить и уничтожить зарвавшегося врага, восстановить государственную границу Монгольской Народной Республики в районе Халхин-Гола, нарушенную самураями».
Лица лётчиков суровы: вот и наступило то, к чему готовились денно и нощно, готовились не один год. Вот она, проверка умения и боевого мастерства каждого. Не инспекторская, с условным противником и стрельбою, ошибки при которой вызывают замечания начальства и снижение оценочного балла, а боевая проверка — с настоящим противником и стрельбой, когда за ошибки платят кровью и жизнью.
Капитан Артамонов смотрит на лётчиков эскадрильи, мысленно оценивает каждого: с ними ему в бой, с ними делить и успехи, и неудачи. Вместе с ними осваивал он гордость отечественного авиастроения начала тридцатых годов — четырёхмоторные ТБ-3. Вместе с ними по красным датам календаря участвовал в воздушных парадах над Красной площадью. Вместе с ними устраивал аэродром, строил военный городок, по шестнадцать часов в сутки тратил на полёты. Да, многое было и совсем недавно, даже вчера, но теперь оно разделено приказом не просто на прошедшее и будущее, а на мирное и боевое, на подготовительный этап и экзамен на искусство лётного и боевого мастерства, на зрелость гражданина и воина. Что же, капитан Артамонов уверен — и он, и его эскадрилья выдержат суровый экзамен.
Через час после построения — вылет в район боевых действий. Короткое прощание с семьями, с близкими.
— Береги себя, Володя, — шепчет Вера, прижавшись к груди Артамонова, — береги!
— Буду, — обещает Владимир Иванович.
И он и она оба — оба знают, что беречь себя в бою Артамонов не будет, не имеет права, да и не такой у него характер.
Взревели моторы. Пробежка. Взлёт. Самолёты эскадрильи собираются на петле в воздухе, делают прощальный круг и ложатся курсом на юг.
Уже месяц авиабригада в боях. Задание следует за заданием: противник то и дело сосредотачивает войска и технику, производит перегруппировки, яростно атакует и контратакует. И красно-звёздным бомбардировщикам работы много.
Бомбить приходится с разной высоты. Требование всегда одно: должен быть уничтожен. И хотя бомбёжка недавно ведётся под интенсивным зенитным обстрелом, и ни один полёт к цели не обходится без атак японских истребителей, задания командования выполняются успешно.
У лётчиков авиабригады отличное настроение: противник разгромлен, к боевому знамени прикреплён орден Ленина.
Прекрасное настроение и у Владимира Ивановича Артамонова. За подвиги эскадрильи и личную отвагу он был награждён орденами Красного Знамени и Красного Знамени МНР. Указом Президиума Верховного Совета от 17 ноября 1939 года ему было присвоено звание Герой Советского Союза.
В газете «Красная Звезда» от 18 декабря 1939 года рассказывалось:
«В дни решающих боёв Артамонов со своими товарищами на тяжёлых бомбардировщиках беспощадно громил противника. Несмотря на тяжёлые метеорологические условия, когда видимость была всего на 200 метров, Артамонов вместе со своим испытанным штурманом капитаном С. Г. Парфеновым водил большие группы тяжёлых кораблей. Точно на полигоне в нормальных условиях, метко клали в цель бомбу за бомбой бесстрашные соколы.
Пробираясь далеко вглубь за передний край противника, бомбардировщики поднимали на воздух целые участки земли вместе с находившимися на них войсками, артиллерией и боеприпасами. И самым замечательным было то, что, несмотря на ожесточённый огонь противника, лётчики, руководимые товарищем Артамоновым, возвращались на свои аэродромы без малейших потерь».
Не ошибся и в 1928 году белорецкий коммунист Евдокимов, настоявший перед комиссией на том, чтобы направить Владимира Ивановича не на флот, а в авиацию. Артамонов был рождён для воздуха. В суровых испытаниях окрепли его орлиные крылья.
А вот опять война с фашисткой Германией.
«Милая Вера! — писал Артамонов жене в те самые тревожные дни нашего отступления. — Об одном прошу тебя: не поддавайся панике. Нет ни малейшего сомнения в том, что Гитлер и К* в самое непродолжительное время окончательно запорются, и продолжение войны пойдёт в обратном направлении. А сил и средств у нас хватит».
Когда же во фронтовых сводках появилось Московское направление, то Владимир Иванович помнил: вот тот рубеж, на котором фашистские полчища будут остановлены и отброшены назад. А приказ о принятии другого авиаполка, сражающегося в небе Подмосковья, майор Артамонов воспринял как величайшее для себя счастье.
Конец ноября сорок первого года принёс в Подмосковье снежные метели. Гитлеровцы делали ставку на танки, в которых имели превосходство, благо, погода затрудняла действие военной авиации. Но ни метели, ни туманы, ни сплошная низкая облачность, нависшая над Подмосковьем, не смогла помешать нашим лётчикам совершать военные вылеты.
Как гвардейцы-панфиловцы у разъезда Дубосеково клялись за своим политруком, что за Москвою для них нет земли, так и в авиаполках повторили клятвенно «За Москвою для нас неба нет!».
Полк майора Артамонова летал в то время на тихоходных одномоторных бомбардировщиках СУ-2. Устаревшие машины не могли конкурировать по техническим данным с немецкими, но советские лётчики ухитрялись и на них наносить врагу неотразимые удары.
…Затерянная среди снежной целины высота. С воздуха хорошо видна извилистая линия окопов защитников Москвы.
На окопы движутся немецкие танки.
Майор Артамонов бросает свою машину в пике. Лётчики полка повторяют манёвр. Вот от фюзеляжей отделяются чёрные капли бомб и уходят вниз. Взрывы. Стальные костры ярко вспыхивают на белизне поля.
Второй заход. Новые взрывы. Новые костры…
Когда лётчики, расстреляв боезапас, повернули к аэродрому, ни один фашистский танк не уцелел.
Небольшой боевой эпизод. А сколько их было в те дни у Владимира Ивановича и его сослуживцев! И из всех они выходили победителями.
Комиссар полка Павлов был до крайности обеспокоен услышанным.
— Таково его решение? — переспросил он начальника штаба.
— Да, Сергей Филатович, Артамонов сам хочет лететь к Курску. Так и сказал мне.
— Чёрт-те что! — взорвался Павлов, и, в сердцах хлопнув дверью штабной землянки, направился к командрирскому блиндажу.
Войдя в блиндаж, Павлов увидел Владимира Ивановича лежащим на топчане. Обычно приветливое лицо Артамонова было хмуро, голубые глаза казались серыми и напоминали небесную голубизну, подёрнутую плотной туманной дымкой. Он не оживился, как бывало, при виде комиссара, а, ответив на приветствие кивком головы, остался лежать.
— Ты действительно сам лететь собираешься? — нарушил молчание Павлов.
— Сам, — подтвердил Артамонов.
— Не понимаю! — сорвался со спокойного тона Павлов. — Боевой командир, опытный воин, а разумеет, как мальчишка, носящий штаны на помочках! Ты ведь не кустарь-одиночка, Владимир Иванович, а командир полка. Понимаешь ты это или не доходит? Я категорически возражаю против твоего вылета, а если будешь настаивать, то немедленно доложу в политотдел…
А дело было в следующем. В декабре 1941 года куряне прочитали в листовках немецкого командования, расклеенных по городу, печальную весть. Листовки пофамильно называют людей, оставленных для подпольной работы обкомом партии и якобы выловленных гитлеровской контрразведкой. Куряне отлично ждали, что ждёт мужественных патриотов в застенках гестапо. Не знали они только одного, что это очередная провокация фашистов, рассчитанная на то, чтобы деморализовать их, убить в них волю к сопротивлению. А надо было, чтобы они это знали.
Курский обком партии обратился к командованию фронтом за помощью.
Было отпечатано воззвание к жителям Курска, на котором собственноручно расписались все люди, поименованные в немецкой листовке арестованы.
Воззвание сбросить над Курском поручили полку Артамонова.
Задание было не из лёгких: немцы создали в городе и вокруг него сильную оборону. Воздушное же пространство над Курском охранялось фашистскими истребителями. Так что шансов вернуться обратно было мало.
Ознакомившись с делами, Владимир Иванович собрал личный состав полка и спокойно сказал:
— Все вы — отличные ребята. Воевать можете. Не беда, что некоторым из нас не хватает опыта и умения, дело это наживное. Однако учиться надо быстро и старательно. Фронт — не учебный полигон: за ошибки придётся платить и своей кровью, и кровью наземных войск.
Артамонов внимательно контролировал действия каждого лётчика, обучал личным примером. На разборе полётов Владимир Иванович умел немногословно, доходчиво и ярко рассказать о недостатках и положительных сторонах работы каждого лётчика и штурмана и наглядно показать, как следует делать. Простой в обращении, заботливый, скромный и в то же время неумолимо требовательный, он сразу же завоевал любовь и уважение всего коллектива полка.
— Будем считать, Владимир Иванович, — сказал наконец Павлов, — что мы с тобой за время спора попросили и сменили короткие штанишки на военные галифе. Ты прав, лететь надо тебе!
Артамонов рассмеялся, соскочил с топчана и, хлопнув Павлова по плечу, убеждённо сказал:
— Не ошибся я в тебе, Сергей, не ошибся. Ты настоящий комиссар и…друг!
Весь полк тревожился за своего командира. Как на беду, и погода выдалась неблагоприятная. Но Владимир Иванович слетал к Курску благополучно. А когда вернулся на аэродром, все поразились: и фюзеляж, и плоскости были сплошь изрешечены пулями и осколками снарядов. И всё-таки вернулся, долетел!
Хорошо дрался полк майора Артамонова на фронтах Отечественной войны. Орденами Отечественной войны II степени и Красного Знамени был награждён Владимир Иванович, и в октябре 1943 года ему было присвоено звание полковника.
Успешно, талантливо руководил полком Артамонов, и командование сочло, что его опыт и лётное мастерство должны быть использованы на другой должности. В 1944 году он назначается старшим помощником инспектора Военно-Воздушных Сил по бомбардировочной авиации.
Война с немецким фашизмом приближалась к концу. А на востоке затаился другой враг. Ох, как он знаком Владимиру Ивановичу! Не за горами то время, когда Советский Союз, верный союзническим обязательствам, обрушит всю свою мощь на японских самураев. К этому нужно готовиться, и Артамонов совершает инспекционные полёты по Дальнему Востоку и Сибири.
29 сентября 1944 года, возвращаясь из очередного полёта, в тайге недалеко от станции Хилок, полковник Артамонов потерпел авиационную катастрофу. Отважного сокола не стало.
«Командование шлёт вам искреннее соболезнование в связи с безвременной смертью Вашего мужа, Героя Советского Союза полковника Артамонова, — говорилось в телеграмме Вере Артамоновой, — В лице Вашего мужа Родина потеряла лучшего лётчика, бесстрашного бойца, стойко сражавшегося на полях Великой Отечественной Войны. Мы вместе с вами скорбим о тяжёлой утрате…
Вечно будет жить в сердцах поколений советских лётчиков светлый образ товарища Артамонова, вооздушевляющего нас на новые подвиги за великое будущее социалистической Родины!
Тридцать восемь лет прожил Владимир Иванович Артамонов, пятнадцать их них отдал авиации. Начав службу у её истоков, он рос и мужал вместе с ней. В служении Родине, великим идеям коммунизма он видел смысл жизни.